Если образ Жозефа Барра был создан Давидом без живого наблюдения реальности и он в какой-то степени исходил из своего представления об «идеале прекрасного», то два его рисунка времени революции — «Портрет Дантона» и «Мария-Антуанетта перед казнью» — демонстрируют остроту живых впечатлений художника, присущее ему умение запечатлеть и неприглядную правду действительности. Грубым и отталкивающим выглядит на рисунке Давида прозванный «Юпитером-Громовержцем» Дантон с его вдавленной в плечи массивной головой, тяжелым подбородком и мрачным взглядом смотрящих исподлобья глаз.
Постаревшей и злой, сохранившей, однако, достоинство и осанку, увидел художник французскую королеву, когда ее везли в деревянной тележке на эшафот. Коротко остриженные волосы, торчащие из-под чепца, выступающая вперед нижняя губа и жилистая длинная шея были чрезвычайно далеки от привычных черт «прекрасной австриячки», созданных кистью придворных художников кануна революции.
Большинство других рисунков тех лет посвящены Давидом разработке проектов новых национальных костюмов, соответствующих устанавливающимся республиканским нравам, а также оформлению народных празднеств. Он разрабатывал подробные программы массовых революционных торжеств, широко используя в них отвлеченные аллегорические образы, чаще всего антикизирующего характера. Дух подлинного демократизма и всеобщего равенства пронизывал эти давидовские сценарии, в которых не было отдельных героев и пассивных зрителей, а все являлись активными и полноправными участниками. Обычно в программу праздника входили шествия, произнесение патриотических речей, исполнение гимнов и песен, театрализованные сцены и отдельные инсценировки: символическая посадка дерева Свободы, сожжение аллегорических фигур, олицетворяющих Деспотизм, Высокомерие, Произвол, Эгоизм, Неравенство и т. д., поклонение статуям Природы, Справедливости и Свободы, приветствия восходящему солнцу как началу новой эры, обмен братскими поцелуями и дружескими объятиями и многое другое. Давид являлся автором почти всех торжеств времени революции, в том числе и Праздника единства и нераздельности республики 10 августа 1793 г., посвященного провозглашению Конституции 1793 г. и отмечавшего одновременно годовщину свержения монархии, а также знаменитого праздника в честь Верховного существа 8 июня 1794 г., утверждавшего смену католического культа культом Разума.
К осени 1793 г. успешно завершились и длительные усилия Давида, направленные на организацию музеев, доступных для народа, и на превращение королевских коллекций Лувра в Национальный музей искусств. Примечательны в этом отношении слова Давида в его докладе Конвенту: «Музей вовсе не бесполезное собрание предметов роскоши и суетности, служащее лишь к удовлетворению любопытства. Надо, чтобы музей сделался школой большого значения. Преподаватели поведут туда своих юных учеников, отец поведет туда сына». . .
И вот в разгар такой интенсивной и многогранной деятельности, когда Давид на деле оправдывал выдвинутый им призыв — «каждый должен служить отечеству своими талантами», — произошли события 9 термидора 1794 г.: Робеспьер и его сторонники были арестованы и на следующий день казнены. Якобинская диктатура закончила свое существование, для дальнейшего развития революции не было еще всей совокупности социально-экономических условий. Давид, который незадолго до этих событий обещал Робеспьеру, если понадобится, выпить с ним вместе яд цикуты, тоже был арестован. От гильотины его спасла только слава художника. Однако Давиду были предъявлены весьма тяжкие обвинения, состоящие из 17 пунктов, в которых на него возлагалась ответственность за многие действия якобинцев, за участие в работе Комитета общественной безопасности (куда одно время входил Давид) и за проявленные им не раз жестокость и невнимание к нуждам обращавшихся к нему граждан и отдельных художников. Давид пишет подробные объяснения по каждому пункту. Он от многого отрекается, ссылаясь на обстоятельства времени, обещает больше не заниматься политикой и посвятить себя отныне только искусству.