Параллельно с «Парисом и Еленой» Давид начал работать над картиной «Ликторы приносят Бруту тела казненных сыновей», выставленной лишь в Салоне, открывшемся после взятия Бастилии, осенью 1789 г. Здесь Давид опять возвращается к древнеримской истории.
Эта тема полного торжества республиканского патриотизма и общественных идеалов над личными чувствами не могла в тот период не вдохновить Давида. В «Бруте», как и в «Клятва Горациев», двойной драматизм ситуации. В то время как трупы сыновей вносят в дом, Брут сидит около статуи Правосудия, мрачный, но полный сурового самообладания, а в противоположной части картины, отделенной колонной, мать и сестры казненных бурно проявляют свое горе. Много непривычного в построении произведения оказалось здесь для зрителя. Не было традиционного пирамидального расположения группы и выделения главной фигуры в центре: Брут помещен сбоку, б тени (что тоже было нарушением старых правил). Изображенная в картине мебель была написана по специально изготовленным образцам известного мастера Жакоба, которому Давид дал точные указания. Именно эта, далеко не лучшая, картина Давида оказала особенно сильное воздействие на изменения в моде и в прикладном искусстве в сторону антикизации. Но восприятие произведения в дни начавшейся революции определялось в первую очередь ее идейным содержанием.
Самым важным было тогда то, что каждый видел в Бруте пример, которому надо следовать. Отсутствие цельности в композиции, известная театральность поз и жестов, тщательная, несколько суховатая выписанность предметов, отвлекающих от главного действия, — все это не принималось в ту пору во внимание. Общественный отклик на появление картины был беспримерен. Авторитет Давида-художника и Давида-патриота возрос необычайно. Отнюдь не преувеличенными казались слова депутата Национального Собрания Любуа-Крансе в его речи 28 июня 1790 г. в Якобинском клубе, когда он предлагал поручить Давиду запечатлеть сцену клятвы в зале для игры в мяч: «… Пусть самая энергичная кисть… передаст нашим потомкам то, что сделала для них Франция после десяти веков угнетения. Мы скажем им: для того, чтобы оживить нашу мысль на полотне, мы избрали автора «Брута» и «Горациев», этого французского патриота, чей гений приблизил Революцию».
Поэтому совершенно закономерно, что Давид, так остро чувствовавший современность, из живописца, воплощавшего в своем искусстве революционные идеи, становится активным и убежденным участником революции. В первый период революции деятельность Давида ограничивается главным образом преобразованиями в области искусства и прежде всего его борьбой против королевской Академии.
Продолжение следует…