Среди известных полотен находится и замечательный «Портрет старика в цилиндре» в Антверпенском музее. На картине нет ни даты, ни подписи художника. Никто с уверенностью пока не может назвать ни примерного времени создания портрета, ни имени и общественного положения запечатленного человека. Но художник сумел здесь подняться до вершин портретного искусства — создать впечатление удивительной близости портретируемого к зрителю, раскрыть в нем нечто сокровенное и глубоко индивидуальное.
При рассмотрении картины прежде всего останавливают на себе внимание старчески выцветшие глаза с чуть покрасневшими веками и необычайно живое лицо с дряблой морщинистой кожей, то есть на первый план выступает то жалкое и беспомощное, что приносит с собой бремя прожитых лет. Только постепенно сквозь все эти внешние и очень конкретные черточки постепенно все сильнее и сильнее чувствуется необычайная сила внутренней характеристики, тот интенсивный, притягивающий к себе как магнит поток мыслей, который отражен в глазах. Такого острого психологизма и раскрытия неповторимой индивидуальности образа не знала портретная живопись до Давида. Лишь XIX в. принес с собой стремление анализировать и отображать тончайшие оттенки психической жизни отдельного человека.
Портрет старика в цилиндре
Цветовое решение портрета в сущности очень просто — бледные, розоватые тона лица и мутно-голубой оттенок глаз противостоят общему оливковому, местами желтоватому фону и темному, иссиня-черному цвету цилиндра. Картина написана жидкими красками без пастозных или подчеркнутых мазков. Слои краски лежат так тонко и легко, что кое-где они кажутся прозрачными.
То, что произведение находилось в мастерской Давида в Брюсселе, позволяет, хотя бы в виде предположения, отнести его к позднему периоду творчества мастера.
Последние десять лет своей жизни Давид проводит в изгнании. Падение Наполеона привело к реставрации монархической власти во Франции. Человек, некогда голосовавший за казнь Людовика XVI, не мог оставаться в стране при воцарении одного из представителей династии Бурбонов. Известно, что Людовик XVIII дал понять, что будет благосклонен, если Давид захочет остаться в Париже и подаст об этом прошение. Но художник гордо отклонил такую возможность и предпочел разделить судьбу других политических эмигрантов — участников революции. Он уехал в Брюссель, где оставался до самой смерти, последовавшей 29 декабря 1825 г.
В Бельгии Давид написал несколько картин мифологического содержания («Амур и Психея», 1817 г., «Телемах и Евхари я», 1818 г., «Гнев Ахилла», 1819 г., «Марс, обезоруживаемый Венерой и грациями», 1824 г.), свидетельствующих не только об упадке его стиля в целом, но и о нарастающей вялости живописной манеры мастера.
Правда, в области портрета эта нисходящая линия в позднем творчестве Давида менее заметна. Ряд портретов, исполненных в Брюсселе (например, «Портрет Франсуа Рассе, принца Гаврского», 1816 г. или «Портрет члена Конвента») по-прежнему отличаются остротой характеристик и выразительной живописной формой. Но окончательно еще нельзя судить о степени плодотворности и даже объеме работы художника в этот последний период творчества, так как вопрос о датировке многих давидовских портретов, требующий всестороннего изучения, может внести ряд изменений в существующие представления.
Вплоть до 1822 г. Давид работал вместе со своим учеником Руже над репликой (в масштабе оригинала) картины «Коронация», начатой еще в 1808 г. и ныне находящейся в Версальском музее.
Повторял он, видимо, тогда же и картину «Наполеон при переходе через Сен-Бернар», о чем свидетельствует гравюра Рёмхилда (Roem-hild), изображающая Давида перед этой картиной в его ателье в Брюсселе, когда туда прибыл Веллингтон со своей свитой. Визит английского полководца был продиктован желанием заказать художнику свой портрет. Однако Давид категорически отказался от этого предложения, сказав, что не пишет врагов своей родины. Этот факт чрезвычайно показателен для глубокого патриотизма Давида, тяжело переживавшего разлуку с Францией, так же как и наступившие там общественные перемены.
Побуждаемый лучшими чувствами и благими намерениями, он продолжал руководить французской живописью через своих учеников и прежде всего через Антуана Гро. Давид искренне и до конца верил, что сохранение классической системы — единственный правильный путь для искусства. Однако еще при жизни Давида состоялись первые выступления на художественной арене Эжена Делакруа, знаменовавшие рождение романтизма, течения, звучавшего как полная и прямая антитеза классицизму. Тем не менее, именно Делакруа отметил впоследствии то главное, чем было ценно искусство Давида. Он назвал его «отцом всей современной школы живописи и скульптуры», понимая, как велика его роль в искусстве XIX в. Эти слова и послужили эпитафией Давида — они высечены на мраморной плите его могилы на кладбище Эвер в Брюсселе.
Значение творчества Давида в целом трудно переоценить. Его историческая живопись, особенно революционного периода, была вершиной в развитии французской живописи тех лет, а его портреты положили начало дальнейшим реалистическим завоеваниям всего XIX века. В современных буржуазных исследованиях о Давиде есть тенденция умалить его значение как художника революции. Но факты утверждают обратное.
Мы процитируем Андре Фужерона: «Да, Давид был живописцем нации, художником чаяний нации в блестящий час истории нашей страны. Это был великий художник и таким он и остается, как для тех, которые хотят видеть в художниках лишь живописцев, так и для тех, кто хочет видеть художников стоящими у бойниц.»
- Климатическая техника http://kondervl.ru/ здесь.