Положительной стороной методов преподавания в мастерской Давида являлось требование высокого качества рисунка и технического мастерства. Но естественно, что менее крупные индивидуальности, чем Гро, Жироде и Франсуа Жерар, несмотря на предоставляемую им свободу, слепо шли за искусством Давида. Они-то и породили большое число пустых и безжизненных композиций, которые, утрируя принципы Давида, дискредитировали его систему. Тем не менее, влияние давидовского классицизма распространилось далеко за пределы Франции и благодаря его собственным произведениям (широко известным также в ту пору по многочисленным гравюрам), и через посредство его учеников.
Портрет графа Франсуа де Нант
Подобно тому, как знаменитые автопортреты Рембрандта являются красноречивыми свидетельствами различных этапов его жизни и искусства, так и по портретам Давида можно проследить основные периоды его творческого и жизненного пути. К двум уже рассмотренным автопортретам Давида, относящимся к началу и к концу революции, следует прибавить еще один, исполненный в 1813 г. и оказавшийся последним в жизни художника.
Давиду в это время было 65 лет. Седина серебрит его волосы, но он выглядит человеком полным сил и энергии. На груди у него орден Почетного Легиона, пожалованный Наполеоном после окончания «Коронации». В руке художника угольный карандаш — им он наносил первые наброски своих композиций. Во всем облике Давида чувствуется удовлетворенность достигнутым и уверенность в своих жизненных позициях. Кажется, ничто не может поколебать устойчивости и спокойствия этого человека, достигшего вершин славы.
Любопытно, что целый ряд различных портретов, исполненных Давидом примерно в те же годы (преимущественно изображения наполеоновской знати), содержат такую же психологическую концепцию — довольство собой и своим положением в обществе.
Превосходным примером может служить «Портрет графа де Нант» — начальника управления косвенными налогами в период Первой империи, одного из видных сановников Наполеона. Внешне как будто эта картина, в которой Давид не поскупился на передачу многочисленных деталей богатого костюма, может напомнить парадные портреты XVIII в. Однако при взгляде на лицо изображенного это сходство исчезает. Только в XIX в., и у Давида в первую очередь, появились такие индивидуально неповторимые характеристики, такая сила в донесении до зрителя конкретных особенностей человека. В своих портретах Давид не столько анализирует модель и смотрит на нее со стороны, сколько вступает с ней в удивительный контакт. Эта прямота и непредвзятость его наблюдений носила не разоблачающий и критикующий характер, а отличалась скорее объективным стремлением проникнуть в сущность модели.
Таков и образ графа де Нант в картине Давида. Во взгляде его чуть прищуренных глаз сквозит легкое презрение к окружающему. Полное мясистое лицо выражает высокомерие и пресыщенность. Он привык не столько подчиняться, сколько повелевать.
В том, как написаны художником каждая прядь редеющих седых волос, приглаженных не очень тщательно, а также поверхность лица с розовой склеротической кожей, чувствуется полная жизненная достоверность, отсутствие какого бы то ни было смягчения и тем более идеализации. Колористическое решение портрета найдено мастерски. Красноватому цвету лица и ярко-красной орденской ленте противопоставлена гамма синих и белых тонов костюма. Причем синий цвет бархата, мягкий и приглушенный по тону, находится в очень тонком соотношении с оттенками лица, создавая звучный и гармоничный красочный аккорд. Внешняя эффектность портрета и характер образа настолько типичны для периода расцвета Империи, что если бы даже на нем не стояла дата 1811 г., он датируется достаточно точно. К сожалению, до сих пор нерешенным остается время написания ряда других портретов Давида, причем портретов, принадлежащих к лучшим образцам его кисти.